"Будет свободен – издаст". Юрий Дмитриев написал в СИЗО новую книгу

В Петрозаводске – новое судебное заседание по делу исследователя сталинских репрессий Юрия Дмитриева. Его обвиняют в насильственных действиях в отношении несовершеннолетней приемной дочери. 18 сентября в суде выступит коллега и друг Дмитриева, руководитель Центра "Возвращенные имена" при Российской национальной библиотеке Анатолий Разумов.

Сейчас Разумов готовит к изданию книгу "Место памяти – Сандармох" о мемориале жертв политических репрессий в Карелии. 20 лет назад краевед Юрий Дмитриев выпустил книгу с похожим названием – "Место расстрела Сандармох". Он же стал составителем новой книги. Но работать над ней ему приходится из СИЗО, где Дмитриев находится почти три года в ожидании приговора по уголовному делу. Значительную часть работы над книгой взял на себя Анатолий Разумов. Практически каждые выходные он приезжал из Петербурга в Петрозаводск, чтобы изучать личный архив Дмитриева. Он рассказал Север.Реалии, что войдет в новую книгу и почему ее переиздание важно именно сейчас.

***

Главное, что отличает человека от любого другого существа, – это память. Память о родных и близких – это память семьи. Память о других людях – это память рода. Память о представителях других родов – это память народа. Без памяти нет народа, без народа нет памяти.

Юрий Дмитриев. Из предисловия к книге "Место памяти – Сандармох"

***

– Новая книга будет похожа на предыдущую? Почему в названии замена слова "расстрел" – на слово "память"?

– Потому что мы превращаем места злодеяний в места памяти. В печать уходит первый, предварительный выпуск новой книги, в нем тысяча имен, первая часть общего алфавита расстрелянных: А, Б, В.

В новой книге мы не называем слово "Сандармох" в каждой справке. Речь идет о сталинских расстрелах в Медгоре, Медвежьегорске – столице Белбалтлага и Белбалткомбината. Часть расстрельных документов (протоколы заседаний карельских внесудебных "троек" и "двойки", а также актов о приведении приговоров в исполнение) Юрий Алексеевич выявил и проработал в свое время в Петрозаводском архиве ФСБ. Другую часть документов, в частности, предписания на расстрел в Медгоре по приговорам ленинградской Особой тройки узников Соловецкой тюрьмы и Белбалтлага, я проработал в Питерском архиве ФСБ. Двадцать лет имена наших героев поминаются в часовне на Сандармохе. Юра не раз дополнял первоначальный список.

–​ Будет ли что-то в книге, кроме списка расстрелянных? В прошлой были небольшие очерки и воспоминания.

– В новой книге будут также два очерка. Очерк о соловецких этапах – важнейшая тема для Сандармоха – в книге будет публиковаться впервые, с уточнениями и некоторым добавлениями. На события сегодняшнего дня (год назад Российское военно-историческое общество впервые побывало в Сандармохе. Они пришли проверить версию карельских историков о том, что в признанном месте массовых расстрелов 1937–38 годов могут быть останки расстрелянных пленных красноармейцев: якобы их в годы финской оккупации финны убивали в Сандармохе. Несмотря на то, что никаких документов, подтверждающих эту гипотезу нет, РВИО второй год копает внутри памятника истории. –​ СР) мы откликаемся очерком "Переписать Сандармох", который, с моей точки зрения, и есть самый объемный, наиболее показывающий суть того, что происходит вокруг Сандармоха сейчас. Еще один раздел составят воспоминания, биографии, комментарии о героях книги. Ну, и фотографии, конечно: фотографии Сандармоха, фотографии героев.

– Книга "Место памяти Сандармох" будет многотомной?

– Нет, Юрий Алексеевич представляет себе книгу цельной. В книге даже список соловецких узников не приводится отдельно, как было в книге "Место расстрела Сандармох". Все имена расстрелянных приводятся в одном алфавитном ряду: жители Карелии, спецпоселенцы, согнанные в Карелию из других регионов, заключенные Белбалтлага и Соловецкой тюрьмы. Надеюсь, что в полном объеме, полный список, полную Книгу памяти мы издадим, когда Юрий Алексеевич будет свободен.

– Почему важна публикация книги именно сейчас?

– Прошло 20 лет, ровно 20 лет со времени издания книги "Место расстрела Сандармох" тиражом 3 000 экземпляров. Свою работу книга сделала и давно стала библиографической редкостью. Но за годы к списку расстрелянных прибавились и ранее неизвестные имена, и сведения из новых источников: печатных региональных Книг памяти, мемориальского свода имен "Жертвы политического террора в СССР", семейных архивов. В новой книге дополнены и уточнены более половины биографических справок. Книга абсолютно необходима уже поэтому.

– Какова роль каждого из авторов? Сам Юрий Дмитриев сейчас находится в не очень удобном для работы месте.

– Поначалу я считал, что это будет простое переиздание. Позднее, когда Юра был, слава богу, под подпиской о невыезде и потом до решения Верховного суда [с января по июнь 2018 года], мы сидели в этой комнате, обсудили детально план книги и структуру биографической справки (биограммы). Я подготовил первые 100 справок. Юра принял работу и твердо сказал: "Нет, эта книга наша общая". На пресс-конференции Международного Мемориала о Сандармохе 24 июля нынешнего года меня представили как редактора, который готовит книгу Юрия Дмитриева "Место памяти Сандармох". Это, пожалуй, так и есть. И Юрина книга, и понятно, что общая.

– Как технически происходит ваше обсуждение каких-то важных, принципиальных рабочих моментов?

– Следующим образом: вопросы, которые возникают по мере работы, я передаю с адвокатом, либо с Юриной дочерью Катериной, но не в письмах. Так же точно Юра передает мне ответы. Ну и второй вариант, самый ходовой, в полном смысле слова – когда Юрия Алексеевича водят по коридорам и лестничным маршам судебного здания.

– То есть за эти 30–40 секунд вы успеваете что-то обсудить?

– Да ведь в целом-то все ясно. Целое давно обсудили. Я задаю вопрос, Юра отвечает – где и что взять дополнительно, как и что сформулировать.

– Все это время – уже больше года – вы приезжаете в квартиру Дмитриева в Петрозаводске и работаете за его рабочим местом. Вам удобнее так, нежели все в Петербург отвезти?

– Мне дома у Юры очень спокойно: тихо, никто не тревожит. Отставляю за плечами другие дела. Окна выходят в уютный двор. Соседи прекрасные и доброжелательные. Ближайший сосед дважды заглядывал: "Ой, а я думал, дядя Юра вернулся! Как он там?"

– Материалы, с которыми вы работаете, – это картотека Юрия Дмитриева, которую он собирал в архивах?

– Да, электронная картотека и выписки. Юрий собирал материалы в Информцентре МВД и в архиве ФСБ. Проработал много источников, причем во времена, когда не было возможностей копирования.

– Вручную переписывал?

– Да, здесь его тетради выписок. Смотрю и качаю головой. Великий труженик он! Книга "Место памяти Сандармох" теперь вбирает в себя еще и материалы рукописи "Спецпереселенцы в Карелии". Из справок о расстрелянных спецпереселенцах понятно, что были убиты главы многодетных семейств. Мне не приходило в голову, но недавно журналисты задали вопрос Катерине, а она поинтересовалась у меня. "Сколько всего имен восстановил Юрий Дмитриев?" Я прикинул: в уже опубликованных книгах восстановил, вывел в свет божий, около 15 тысяч имен. И еще готовы к выведению в свет 40 тысяч имен спецпереселенцев. То есть один этот человек – Юрий Дмитриев – восстановил, вывел в свет или готов вывести в свет около 55 тысяч имен.

– Спецпереселенцы – это крестьяне, которых сослали на Беломорканал и в Белбалткомбинат?

– Да. Причем Юрий Алексеевич установил даже судьбу младенцев, которые умерли на трудпоселении. Двадцать лет назад публиковали короткие справки о расстрелянных спецпереселенцах ("трудпоселенцах", по принятому в Карелии определению): такой-то... даже неизвестно толком, откуда родом, ну, может быть, область известна. А теперь у Юры все учтено: из какой деревни крестьянин-хлебороб, плотник, еще какой-то мастеровой, когда выслан в Карелию вместе с семьей (жена, трое-пятеро-семеро детей).

В материалах личного архива виден трогательный интерес к каждому заключенному, к каждому трудпоселенцу. Часто вижу пометки: "По возможности что-то узнать, смотреть дело". Он фиксировал: кто из семьи умер, кто вышел замуж/женился на других трудпоселенцах, кто родился, какие младенцы умерли, кто бежал (бежали многие), кого схватили и вернули обратно, кого не нашли, кто выжил в 1941 году, кто и куда был эвакуирован – в Архангельскую область или в Коми – все отмечено. Завершить и издать книгу "Спецпереселенцы в Карелии" Юрий Алексеевич считает своей важнейшей задачей. Будет свободен – издаст. Но и сейчас в книге о Сандармохе надо объемно представить всего Юрия, всю его работу, подход к делу. Кажется, это удается. Когда говорят, что Юра то не успел, это не успел, я думаю: Бог мой, а кто успел бы?! Да, был нищеброд, но работал не переставая.

– Если бы не было дела Юрия Дмитриева, вышла бы новая книга? Было бы переиздание? Были у вас мысли по этому поводу?

– Только мечты, потому что каждый из нас готовил по несколько иных работ. Понимали, что книга о Сандармохе давно в старом виде. Но оформилась идея после ареста Юрия. В феврале 2017 года в Карелии было выездное заседание Совета по правам человека. Я привез старую книгу и сказал на заседании в Медвежьегорске, что надо ее переиздавать. Придумал два-три варианта заглавия. Коллеги одобрили вот этот – "Место памяти Сандармох".

– Может ли книга "Место памяти Сандармох" и публикация фамилий и имен расстрелянных остановить работу, которую ведет Минкульт Карелии руками местных историков и РВИО в самом мемориале?

– Каждая Книга памяти чуть-чуть подталкивает людей к лучшему, пусть так и будет. Думаю, противостоять фальсификациям возможно и необходимо. Но одной книгой дело не обойдется. Недавно вышла книга Ирины Флиге об истории поисков Сандармоха. Мы с Ириной входим в состав Межведомственной рабочей группы по координации деятельности, направленной на реализацию Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Продолжаем публичную защиту Сандармоха как места памяти. Выступали в День памяти 5 августа в Сандармохе и верим, что в один из ближайших Дней памяти к нам присоединится Юрий Дмитриев. Вносим предложения в обновленную Концепцию увековечения памяти. Можно сказать, что параллельно с диковатыми, на взгляд российской и мировой общественности, копошениями в Сандармохе что-то меняется в интонации отношения к памяти. Открываются некоторые возможности доступа к архивно-следственным делам и расстрельным документам. На повестке дня необходимость обнародовать все протоколы внесудебных органов – "двоек" и "троек", инструкции о порядке расстрела и погребения, акты о приведения приговоров в исполнение.

И наконец, из важнейшего: Центральный архив ФСБ пояснил, что карты, планы и схемы мест погребений давно рассекречены. Соответственно, документальные упоминания о них тоже. Ну, так давайте их обнародуем, опубликуем. Давайте говорить предметно. Есть признанные мемориалы: Сандармох и Красный Бор, где обнаружены останки расстрелянных чекистами. Известна Сулажгора. В первый День памяти новой России 30 октября 1991 года Юрий Дмитриев организовал церемонию захоронения останков расстрелянных из Сулажгоры на Зарецком кладбище в Петрозаводске. Теперь здесь известный мемориал. Общественностью было найдено место сталинских расстрелов под Пудожем, ныне мемориал Черная Речка. А почему не найдены другие подобные места? Знаем, что существуют такие же места под Сегежей, под Кемью, на Водоразделе, под Кандалакшей (тогда была в составе Карелии). Найдем со временем. И места злодеяний станут местами памяти.

И вот что будет всегда важно. На такие места, на памятники истории, можно приходить с годными целями, нельзя – с негодными. К сожалению, на Сандармох пришли люди с негодными целями.

– Не очень ясна логика их действий. Ведь и год назад пришли копать: но экспертиза поднятых останков ничего не показала. В этом году вернулись, планируют продолжить и в следующем году – для чего? Доказать, что Сандармох – на самом деле не так уж значим и трагичен?

– Думаю, что возня и новые раскопки трех мест памяти о советском геноциде – Катынь под Смоленском, Медное под Тверью и Сандармох под Медвежьегорском – были затеяна к юбилеям – к 80-й годовщине начала Второй мировой войны, ну, а потом, как полагается, к очередной, семьдесят пятой, годовщине окончания войны. Кому-то хочется размазать ответственность за советский геноцид разговорами о других виноватых. Та война давно прошла, поминаем миллионы погибших, а кто-то никак не может остановиться в нелепой воинственности.

– Как вы относитесь к планам РВИО, которые в 2020 году хотят вскрыть все расстрельные ямы?

– Возьмем несколько бывших спецобъектов госбезопасности – Бутовский полигон, Левашовское мемориальное кладбище, Сандармох. На Бутовском полигоне я как археолог принимал участие в раскопках 1997 года, отчет обнародован в 3-м выпуске Книги памяти "Бутовский полигон". В Бутове погребены не менее 20 тысяч убитых сталинскими чекистами. Наша задача была дойти до верхнего слоя массовых погребений в траншее, оценить характер злодеяния и определить хронологию. Этого было достаточно, при наличии дополнительных документальных материалов, для того чтобы сказать: да, перед нами советский расстрельный комплекс. На этом остановилось, Бутово признано памятником истории, никто там не роется, ВРИО и Минкульт не посягают на правду.

В Левашове в Петербурге в 1989–1990-м были сделаны пробные шурфы – пять, которые подтвердили данные о массовых сталинских расстрелах 1937–1953 годов. Этого было достаточно для того, чтобы признать спецобъект госбезопасности мемориальным кладбищем. А в Сандармохе... не забывайте, что в 1997 году все так и сделали, как положено. Были вскрыты погребения, останки расстрелянных отданы на судмедэкспертизу. Юрий Дмитриев подал заявление в прокуратуру. И, с учетом имеющегося документального материала, был основан мемориальный комплекс. Отличие Сандармоха от Бутова и Левашова только в одном: довольно скоро были уничтожены документы, положенные в основание мемориала Сандармох. Якобы за истечением срока хранения как не представляющие исторического значения. Вот вам и поле для исторических спекуляций.

– И все же. Возможно ли в принципе вскопать весь Сандармох, все ямы, как того хотят в РВИО?

– Если думать о комплексном исследовании Сандармоха, считаю, что возможны оба подхода: не заниматься прямыми раскопками либо со временем провести эксгумацию и похоронить погибших. Но не руками РВИО и фальсификаторов! Не в нарушение правил и публичных обязательств, не полутайно. А вот, если бы, к примеру, исследовать, как поляки исследовали места расстрелов военнопленных в 1940 году в Катыни, Медном, Харькове и Киеве: государственная экспедиция с криминалистами, со специалистами по эксгумации, по археологии, по антропологии планомерно и документировано занимается вскрытием погребений, а затем захоронением, с сохранением всех вещей и так далее – почему этот вариант недопустим?

Увы, в случае с Катынью, Медным и Сандармохом речь совсем не о таком исследовании. Речь, скорее, о наследниках советских фальсификаторов истории. Вспомните, как пытался Советский Союз отрицать массовые расстрелы. Как пытался перевалить, где только возможно, вину на Германию. И Катынь под Смоленском, и Быковню под Киевом, и Куропаты под Минском, и даже Бутовский полигон пытались свалить на немцев или как минимум рассказывать, что тут и немцы расстреливали. Нынешние фальсификаторы пытаются изобрести свой вариант "советской контрпропаганды". На переделанном к нынешнему году мемориальном комплексе Катынь установлены стенды с рассказами о Советско-польской войне и погибших в Польше красноармейцах. На земле у входа на мемориал положена плита с надписью, что здесь гитлеровцы расстреляли 500 красноармейцев. Какие гитлеровцы, каких красноармейцев, вы не узнаете, но плита говорящая. В Медном затеваются поиски могилы раненых красноармейцев, умерших в госпитале. Чтобы и тут положить плиту. А в Сандармохе – конечно же, найти красноармейцев, злодейски расстрелянных финнами. И тоже положить плиту. Или стелу поставить.